Библейские мотивы в литературе Серебряного века

Маторина Н.А. Доклад на конференции посвященной Дню славянской письменности и культуры

Обращение к Библии, христианству, парафразы старо- и новозаветных сюжетов, прославление подвигов библейских героев и житийных святых или, наоборот, демонстрация примеров душевного оскудения и жестокости, обсуждение вечных нравственных проблем, присущих, начиная с библейских, всем временам, — все это не прошло мимо русской литературы. Особенно сильный отклик получили эти темы, конечно, в переломные эпохи, трудные годины, каковых в истории России было немало. И это непосредственно отражено в литературе.

С одной стороны, с приходом христианства появились новые жанры, например, жития святых. С другой стороны, не утратился интерес к библейским сюжетам. Получают новое звучание истории, связанные с библейскими пророками. Переосмысливается Псалтырь. Особого внимания заслуживает Новый завет. В центре внимания писателей и поэтов — образы Христа, Богородицы. Библия приносит в литературу новые жанры, такие, как молитва, притча, которые переосмысливаются как на материале Ветхого и Нового заветов, так и в ситуациях современного автору времени.

Если говорить о поэзии Серебряного века, то, наверное, не найдется ни одного поэта, который бы не обращался к религиозной тематике. Остановимся на некоторых авторах подробнее. «Доказывать, что Анна Ахматова была христианским поэтом, не приходится. Слишком явна христианская тональность ее поэзии, слишком отчетливы свидетельства о ней или ее собственные, хотя редкие, высказывания». Пастернак в письме 1940 года называет ее «истинной христианкой." «<…> У нее, и в этом ее исключительность, не было эволюции в религиозных взглядах. Она не стала христианкой, она ею неизменно была всю жизнь».

Обращение к православным святыням, к православным традициям, к евангельским сюжетам присутствует в стихотворениях «Стал мне реже сниться, слава Богу», «Широко распахнуты ворота», цикл «Июль 1914», «Утешение», «Молитва».

В 30-е гг. А. Ахматова, стремясь осмыслить народную трагедию тоталитарного века, вновь прибегает к библейской теме. Она пишет похожее на псалом «Распятие».

«Стихотворению предпослан эпиграф из церковного песнопения: «Не рыдай Мене, Мать, во гробе зрящи». «Распятие» создавалось сначала как самостоятельное произведение, затем вошло в «Реквием» X главой. В 1 строфе на торжественной ноте повествуется о распятии Христа:

• Хор ангелов великий час восславил,
  И небеса расплавились в огне.
  Отцу сказал: «Почто Мене оставил!»
  А Матери: «О, не рыдай Мене…»

Казнь Иисуса Ахматова называет «великим часом», потому что своей смертью Иисус искупил грехи людей и стало возможным (свершилось) духовное возрождение человечества.

Говоря о нравственно-этическом воспитании Марины Цветаевой, следует отметить, что в семье Цветаевых не было систематического религиозного воспитания (как оно описывается во многих воспоминаниях детства — церковные традиции, усердное посещение церквей, молитвы). По свидетельству Анастасии Цветаевой, родители праздновали христианские праздники (Рождество, Пасха), прививали любовь к ним детям, знакомили с библейскими легендами, евангельскими притчами, религиозными обрядами, но «все было облегчено», все было в такой форме, какой надлежит быть в русской интеллигентной семье.

Образ Иисуса Христа с детства волновал воображение Марины Цветаевой. Его чистота, жертвенность, любовь были тем эталоном нравственной красоты, который она пронесла сквозь всю свою жизнь. Множество библейских сюжетов переосмыслено Цветаевой: «Так Агарь в своей пустыне шепчет Измаилу…» («У камина, у камина…», 1917); «Обман сменяется обманом, Рахилью — Лия» («А человек идет за плугом…», 1919); «Читает стих Экклезиаста и не читает Песни Песней» («Старинное благоговенье», 1920); «Победоноснее царя Давида чернь раздвигать плечом» («Ученик», 1921); «Так по ночам, тревожа сон Давидов, // Захлебывался царь Саул» («Отрок», 1921); «Простоволосая Агарь — сижу, // В широкую печаль — гляжу» («Простоволосая Агарь…», 1921);

Проникнутость творчества Есенина христианскими темами и мотивами не случайна. Истоки такого интереса были заложены еще в детстве поэта. Большое влияние на него оказал семейный уклад — религиозность деда (Ф. А. Титова) и бабушек (Н. Е. Титовой и А. П. Есениной), матери (Т. Ф. Титовой).

Вместе с бабушкой Есенин совершал паломничества в близлежащие монастыри. В пути он знакомился с легендами, сказаниями, частушками, сказками. Сам поэт вспоминал в 1924 году: «Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было три-четыре года. Помню: лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: „Иди, ягодка, Бог счастье даст“».

Любопытно то, что Есенин в своём стихотворении совмещает Радуницу и Покров в единое и неразрывное целое, несмотря на их смысловое различие и удалённость друг от друга во времени: Радуница отмечается весной, Покров — осенью. Ответ на этот вопрос следует искать в переплетении языческой и христианской культур. Опираясь на эту традицию, Есенин в своём стихотворении объединяет два праздника: Радуницу и Покров, день поминовения предков и усыпления природы.

Религиозность Есенина связана прежде всего с патриотизмом, бесконечной любовью к родине. Лирический герой Есенина — это и хулиган, повеса, прожигающий жизнь, забывающий порой о Боге, но позже с сожалением вспоминающий о нем и кающийся:

• Я хочу при последней минуте
  Попросить тех, кто будет со мной, —
  Чтоб за все за грехи мои тяжкие,
  За неверие в благодать
  Положили меня в русской рубашке
  Под иконами умирать.

У русской органически христианской культуры есть одна особенность: она склонна осмыслять исторические потрясения, будь то война или внезапная и кардинальная смена власти, сравнивая их с событиями библейской истории: Преображением, распятием, Воскресением и, наконец, Апокалипсисом. После революции вся страна разделилась на два «лагеря»: на ее сторонников и на ее противников. Разумеется, в зависимости от этой позиции варьировалась и библейская образность в гражданских стихах. Так, для поэтов, революцию поддержавших, наиболее частыми стали мотивы Преображения, Воскресения, наступления Царствия Божия на земле.

В январе 1918 года А. А. Блок, призывавший «слушать музыку революции», пишет известную поэму «Двенадцать», в финале которой вдруг появляется «в белом венчике из роз впереди Исус Христос». И сколько есть литературоведов, ее исследующих, столько и трактовок образа Христа. «Се, Жених грядет в полунощи», то есть когда на часах — двенадцать, это еще один смысл названия поэмы. Сам Блок не мог объяснить возникновения этого образа. Знакомая поэта Н. И. Гаген-Торн вспоминала одно из первых чтений поэмы, когда Блоку был задан вопрос о смысле появления Христа в поэме. «Не знаю, — сказал Блок, высоко поднимая голову, — так мне привиделось. Я разъяснить не умею. Вижу так».

Кто то, как, например, Максимилиан Волошин, считает, что Христос предстает вовсе не возглавляющим отряд, а, напротив, гонимым и преследуемым красногвардейцами. Но более логичной выглядит версия о том, что в поэме имеет место символика крушения старого мира и Второго Пришествия.

Гораздо более прозрачным выглядит евангельский подтекст поэмы А. Белого «Христос воскрес!», который ясен уже из названия. По Белому, «именно в эти дни и часы/совершается/мировая/мистерия», в толковании которой уже нет места разночтениям: символика воскресения пронизывает весь текст поэмы.

Апокалипсические мотивы, были чрезвычайно распространены в поэзии противников революции. Таково стихотворение Ивана Бунина «На исходе» (1916), в котором поэт, точно предугадывает то, что произойдет через год.

И, наконец, немало стихотворений построены как отчаянная молитва ко Господу с просьбой покарать виновников случившегося в России, как ожидание Его прихода и возмездия. Подобные мотивы прослеживаются, к примеру, в лирике Максимилиана Волошина революционных лет. Так, стихотворение «Мир» 1917 года, где переворот сравнивается с предательством Иуды, начинается словами «С Россией кончено…» и оканчивается призывом:

• О, Господи, разверзни, расточи,
  Пошли на нас огнь, язвы и бичи:
  Германцев с запада, монгол с востока,
  Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
  Чтоб искупить смиренно и глубоко
  Иудин грех до Страшного Суда!

Прошли века — ничего не изменилось. Библейские темы и образы не стали менее актуальны в искусстве, а, наоборот, получили наивысшую степень остроты. Наверное, это вселяет надежду в то, что человек не деградирует, а, напротив, находится в поиске ответов на все те же вопросы и проблемы, которые волновали людей с древних времен: о добре и зле, о любви и ненависти, о прощении и выборе и многие другие.